Зима, прекрасная зима, опустилась плотным саваном на Игнис и его окрестности. Даже Темный лес сейчас был околдован ее чарами, точно засыпая под белоснежным одеялом. Но в отличие от леса, город словно оживал в это время года, становился неузнаваемым и многолюдным. В него стекались существа со всего материка, кто на торговлю, кто на праздничные гулянья. И в этой многоликой толпе, похожей на море, можно было попросту утонуть, забывшись или отвлекшись на мгновение. Для деревенского жителя столица была тем еще испытанием на прочность, но для лесного?
Ингрид, самопровозглашенная великая путешественница, старательно обогнув скопление людей, с потерянным, но довольным видом уселась на скамейку. Облегченно вздохнув, она поправила свою новую одежду, купленную по себестоимости у одного знакомого лавочника. У девушки был простой и незамысловатый вкус, что обычно влетал в копеечку, ведь, как известно, натуральные и качественные вещи на порядок дороже второсортных заменителей. Облаченная в легкое белоснежное пальто, обрамленное пушком песца, девушка казалась одним сплошным белым пятном, что не особенно выделяется на фоне заснеженных сугробов и замерзших домов. На ней не было никаких украшений, что любят молодые барышни ее возраста, никакой косметики и прочих изысканностей, что привлекали бы к себе внимание граждан и ловких на руку воришек. Накинутый на голову капюшон скрывал ее серебристые волосы и часть лица, но нет-нет, да прядки волос выбивались из общей картины, заставляя хозяйку недовольно поправлять их. В целом, ее можно было спокойно принять за горожанку, уставшую от суеты и присевшую отдохнуть на скамейку. Только вот небольшой рюкзачок выдавал в ней путешественницу, привыкшую преодолевать расстояния налегке. Правда большая часть ее скудных пожиток была в постоялом дворе, где она обитала последнюю неделю. Там она оставила лук, стрелы и часть своих книг, не желая целый день таскать их с собой.
Поправив волосы вновь, Инге с улыбкой откусила большой кусочек от сладкого яблока в карамели, угощения, купленного у уличного торговца. Она смаковала сладость, едва ли не причмокивая от удовольствия, жмурясь, точно довольная кошка. Подумать только, каких только вкусностей не придумали люди! В ее лесу максимум из сладкого были дикие ягоды или редкий кусочек сахара, купленный у крестьян. Игнис же потрясал воображение своим размахом на вещи, что она считала невозможными или ужасно дорогими.
Когда яблоко было прикончено, а живот набит, девушка с удовольствием потянулась, откидываясь на спинку скамейки и с любопытством начиная наблюдать за падением снежинок, что точно вальсировали в своем падении. По сути, она пришла на эту предновогоднюю ярмарку не просто так. Ведь должна же быть причина, по которой ведьма решила появиться на многолюдной площади. А дело в том, что Инге услышала от хозяина постоялого двора о таком чудном приспособлении, что раскрываясь, может закрыть от солнца. Мало того, этот предмет, что называется «зонтик» можно свернуть, а по форме он напоминает меч в ножнах или что-то подобное, но округлой формы. Обескураженная Ингрид, естественно, заинтересовалась подобным. Подумать только, если она приобретет этот зонтик, ей не будет страшно солнце, да и по рассказам лавочника им не плохо можно укрыться от дождя и снега… Только вот ведьма не совсем представляла, как этот предмет работает и где на этой ярмарке его можно купить.
Задумчиво нахмурившись, ведьма решила побродить по ярмарке, но обилие людей откровенно пугало. Так что оставалось лишь в нерешительности сидеть на скамейке и планировать свои действия по обнаружению того самого «зонтика».

Советник Браун, как и многие жители Игниса в этот день находился на ярмарке, хоть и несколько с иной целью. Поскольку он, как официальное лицо, входил в состав организаторов праздника, голова Бенена была по большей части забита работой, нежели весельем. В прочем, в какой-то мере, это все равно был отдых. Ведь устраивать праздники куда проще, приятней и безопасней чем руководить государством. Даже если все пойдет не так, не произойдет катастрофы, а в случае успеха не нужно будет сожалеть о его цене. Браун даже улыбнулся, не фальшиво, как множество раз каждый божий день, а по-настоящему, с искренней радостью. Оставалось решить всего несколько мелких проблем и наконец-то можно будет насладится плодами собственного труда.
Несколько неуклюже, зажимая под мышкой трость, которую, по-хорошему, в этой чудный день вообще не стоило выносить из замка, советник выгреб с самого дна своей, казалось бы неотделимой от его образа, бездонной сумки из коричневой кожи свиток пергамента. Заголовок, написанный на бумаге достаточно крупно, чтобы его можно было разглядеть даже со стороны, гласил: "Жалобы посетителей, свиток 4-й" 4-й и наконец-то последний. Прокручивая его Браун то улыбался, то на секунды застывал с озадаченным и смущенным лицом, почесывая бородку. Однако, примерно к середине взгляд его на мгновение стал серьезным, а руки быстрым и несвойственно ловким движением прокрутили бумагу вверх, чтобы перечитать некий кусок текста.
— Только начал наедятся, что все пройдет хорошо, — пробурчал советник себе под нос, а затем вздохнув небрежно запихал пергамент в сумку и отправился вдоль по улице, пытаясь пробраться сквозь гуляющую толпу, что, надо сказать, получалось у него не слишком то успешно. Нагло расталкивать окружающих людей почему-то не позволяла совесть. А признавать в Бенене важную персону и учтиво уступать дорогу окружающие явно не торопились. В прочем, оно было и к лучшему, конечно. Избежать задержек, а то и неприятностей, стало бы практически невозможно, узнай прохожие, кем является этот гражданин, одетый валенки и пальто весьма потертое, хоть и на удивление чистое — еще бы, перед самыми праздниками, Тетушка Марта — горничная из замка, отчаявшись убедить советника завести наконец-то новую зимнюю одежду, раздобыла где-то магический очиститель, и теперь, мало того, что пальто лишилось всех, заработанных за три десятка лет жизни пятен, так еще и стало в буквальном смысле отталкивать грязь. До остальных вещей советника, правда, Марта не добралась, так что сумка все еще пестрила разноцветными пятнами, что, несомненно, придавало личности Брауна некий... эм... "колорит", время от времени притягивая не слишком одобрительные взгляды со стороны. В прочем, спустя десять минут, Бенен наконец-то добрался до намеченной цели: палатки гадалки, на которую со стороны посетителей поступило значительное количество жалоб. Еще минута ушла на то, чтобы извлечь из кармана документ с печатью, утверждающий предъявившего в качестве ревизора, ничего необычного, по сути, точно такие же бумаги были у всех находившихся на площади стражников, а так же у многих других официальных лиц. И, разумеется, любого из них можно было бы послать решить возникшую проблему... Так почему же советник решил отправится лично? Причина проста, вмешай он в это дело стражу, и недобросовестную гадалку наверняка бы ждал арест, а придя сам он имел неплохую возможность разрешить дело миром. В конце концов, праздник не лучшее время, чтобы отправлять кого-то в тюрьму.
— Просто проверка, — негромко произнес советник людям стоявшим у палатки, показывая документы, а затем с улыбкой на лице протянул руку к занавескам, скрывающим вход...

Если боги решили угостить вас свежим сугробом в лицо - вы либо прогневали их беспробудным пьянством, либо, если вы всё же трезвы - вам был послан перст судьбы в лице тупого тяжелого предмета. Остальные варианты знакомства с большим количеством свежего снега в Игнисе, как считала Саэта, были маловероятны - просто так она себе падать не позволяла.
Но, как водится, даже исчезающую вероятность можно ухватить на хвост.
Последним её воспоминанием - скорее, даже ощущением - была потеря сознания (за последние, дай Геленор памяти, пятьдесят лет хорошо если вторая - и Сокорро предпочла бы и дальше жить без этого непередаваемого переживания). Ну а первым приветствием от вернувшегося мира - холодная пощёчина, видимо, долженствовавшая сообщить эльфийке, что ей здесь не рады.
"Хм. Собственно, а где здесь?" - подумала женщина, принимая более-менее сидячее положение и пытаясь справиться с накатившим до темноты в глазах головокружением ("Сотрясение? Ди-ивно... Хотя нет, не слишком похоже"). Вопрос был хорошим и явно требовал немедленного ответа. Саэта, слегка поморгав, открыла глаза.
Пейзаж, открывшийся ей, вызвал бы восторженные конвульсии у половины игнисских живописцев - и панический ужас у другой половины. Заснеженная, изборожденная бесконечными вихрями равнина, покрытая острыми каменными иглами вызывала ассоциацию с пастью какого-то гигантского дракона - разве что дышал ящер не пламенем, а льдом. Злобно воющий ветер вцепился в лицо эльфийки кошачьими коготками, вынуждая спрятаться в шарф ("Странный оттенок", - отметила Сэйт, натягивая по самый нос глициниево-лиловую шерсть). Глаза от холода начало щипать, и эльфийка снова часто заморгала. "Хуже, чем было в Нимуро... Но вопрос о местоположении остаётся открытым. Я здесь точно никогда не была. И как я сюда попала, интересно?" - подумала она, несколько неуверенно поднимаясь со снега. По спине неожиданно скользнули мурашки.
Саэта на память не жаловалась практически никогда - и сейчас наверняка смогла бы вспомнить, если бы пришлось, и десять самых распространённых среди маркитанских дворян ядов, и все виды древесины, пригодной для изготовления луков, и парочку кагосимских трёхстиший. Но, как она только что осознала, события последней половины часа в её памяти больше напоминали клубок ниток, ставший жертвой парочки шаловливых котят. Часть произошедшего она вспомнить просто не могла, часть напоминала пресловутые спутанные нитки, а оставшиеся обрывки, большей частью визуальные, не представляли никакой практической ценности, потому как не давали никаких догадок к её нынешнему местоположению. Хуже того, чем упорнее Саэта пыталась "распутать нитки", тем сильнее начинала кружиться вставшая было на место голова. Она помнила, что была в Игнисе, причём вместе с братом, они собирались отправиться на пресловутую предновогоднюю ярмарку и, кажется, даже отправились… Дальше клубок сматываться не желал.
- Ненавижу вязание, - отчётливо пробормотала эльфийка, скрипнув зубами, и принялась деловито отряхиваться от снега, одновременно пытаясь составить примерный план действий.
"Первое. На месте оставаться нельзя - здесь легко замёрзнуть. Значит, нужно обследовать по крайней мере ближайшую часть этого... места. Попытаться найти укрытие от метели и выяснить, есть ли в округе что-то живое, кроме меня. Во вторую очередь – подумать, как я могла сюда попасть и как отсюда выбраться», - она одёрнула плащ, поправила капюшон и шарф, проверила кинжалы на поясе и поправила чехол с луком, надеясь, что изделие оружейников Тёмного города переживёт и здешний мороз. «Интересно, сколько я здесь пролежала без сознания? В Игнисе был полдень, а здесь, насколько я могу заметить – глубокая ночь». Небо над головой эльфийки было затянуто плотным штормовым занавесом. Сэйт вздохнула и медленно, осторожно ставя ноги на снег, побрела против ветра, дующего, казалось, со всех сторон сразу. Царапнула дурацкая мысль, что стоило бы купить на ярмарке лыжи – сейчас бы они могли пригодиться… Пару раз она уже споткнулась, а один раз провалилась в сугроб, доходящий ей до середины бедра, и с трудом из него выцарапалась, шипя, точно кошка. Торчащие драконьими клыками скалы, источенные ветром, вызывали глубокое сомнение в том, что где-то под ними можно найти укрытие.
С каждым шагом Саэта медленно, осторожно пыталась распутать свои воспоминания, выстроив их в прямую цепочку, приведшую её на эту клыкастую равнину.
«Вот солнечная, залитая светом и криками площадь, сверкающий до боли в глазах снег, смеющийся рядом Сальвиар, размахивающей какой-то сушёной ящерицей. Убегает, через некоторое время возвращается, по самый нос заматывает сестру в фиолетовый пушистый шарф – у братца своеобразная манера дарить подарки. Сэйт фыркает, эльф хохочет.
Пирожки с яблоками и корицей, которые продаёт улыбчивая дородная женщина-человек – ей, кажется, всё равно, что её покупатели – тёмные эльфы. «- Хочешь пирожок?» «- Ты мне рот замотал, так что возможности его съесть у меня нет». «- Я о тебе забочусь, между прочим, сестрица – а то вдруг ты свой чудный голос простудишь, и не сможешь наводить ужас на паршивые забегаловки?»
Собрат-тёмный, торгующийся с какой-то светлой эльфийкой за некие травы – женщина трещала на светлом диалекте без умолку, что-то про цену, которую не желала сбавить, тёмный даже слова вставить не успевал. Брата куда-то унесло, Сэйт стоит, разглядывая площадь. Ближайший шатёр – яркая синяя палатка в золотых звёздах. Наверняка какая-то «гадалка»…»
Нить воспоминаний оборвалась, и одновременно Саэта споткнулась в очередной раз - на этот раз не удержавшись на ногах. Знакомство с сугробом состоялось второй раз за день.

Отредактировано Saeta ri Socorro (2013-01-13 01:02:36)

Лаксис ходил спокойным, размеренным шагом между рядами палаток и шатров, отрешенно высматривая себе дорогу среди людской толпы. Он предался воспоминаниям и сейчас мечтал о лете - он любил одежду посвободней и полегче, а тяжелая шерстяная куртка сковывала движения. Нет, он любил зиму, очень любил! Он чувствовал в себе какой-то странный зов зимы, всякий раз, когда однажды утром осенью, он выходил на тропу и чувствовал морозную свежесть, несмотря на то, что еще царило не до конца утратившее свою власть летнее тепло. Казалось бы, стоило радоваться последним солнечным дням, отдаваться ласковым лучам солнца, но с того момента, почувствовав зов, он не мог дождаться зимы. В ней была своя прелесть: игра холода, приятно пощипывавшего кожу лица, свежесть воздуха, освободившегося от запахов, воздушный снег, превращающий мир в монохромную дань богам, покровительствующим ледяным мирам. Но все это имело свою цену - теплая одежда, которую совсем чуть-чуть не любил Лаксис, только потому что она не была такой свободной как летняя. Но он это понимал и принимал, считая такое неудобство еще малой ценой за такую красоту, которую дарила зима. Тихо вздохнув и улыбнувшись, териан дернул ушками, стряхивая с них снег и уже собирался идти к Грому, который остался играть с детьми, как почувствовал как мир перед его глазами поплыл, а он вдруг потерял чувство ориентации в пространстве. Это было настолько неожиданное и новое ощущение, что он даже не испугался. В какой-то миг Лаксис перестал ощущать себя частью материального мира и не мог точно определить где верх, а где низ, вместе с тем чувствуя необычную легкость - казалось, что ты очутился в воде, но не было такой плотной среды вокруг. Наконец, все почернело, исчезло, а затем вновь явилось, обрушившись вполне материальным ветром, ударившим в лицо необычайной силой. Ощущение легкости сменилось чувством полета, которое на этот раз было уже не иллюзорным - он и правда летел. Вернее падал - почти плашмя вниз, спиной. Мгновенно, повинуясь рефлексам, он сориентировался в воздухе и приземлился на ноги, готовясь амортизировать удар и отпрыгнуть в сторону, но к своему удивлению, провалился вниз, увязая в густом снегу по пояс. Капюшон слетел в головы и в уши задул до неприятного холодный, даже леденящий ветер, несущий массы снега, впивавшихся в лицо отнюдь не ласковыми касаниями - это было похоже на точечные удары маленьких иголок. Прижав ушки к голове, Лаксис напялил капюшон обратно, придерживая его на голове варежкой, а другой разгребая снег. Утаптывая сугроб ногами и помогая себе руками, териан выбрался из снежного пленения, но оглянувшись вокруг его охватила тревога - ощерившиеся острыми пиками скалы, изъеденные ветрами и вздыбившиеся к небесам в каком-то яростном оскале, подобно животным, вполне гармонично дополняли картину мира, где небо и все, что было дальше нескольких метров исчезло в снежной пелене метели, диктовавшей свои условия. Это пейзажу была чужда жизнь - что здесь могло расти или обитать? Чем-то это напоминало далекий север, откуда была родом его мама, но даже тот был гостеприимней этой ледяной обители смерти. Лаксис хорошо переносил холод и был тепло одет, ему не грозила опасность даже спустя часы, но это совсем не означало, что ему здесь приятно находиться. Поборов оцепенение, он спрятал подальше немой вопрос о своем местоположении и о том, как он здесь оказался, поскольку все равно ответ на него не получил бы и принялся искать хоть кого-нибудь или что-нибудь, где можно было бы переждать непогоду. Где бы он не оказался, все равно можно было бы рассчитывать на то, что где-нибудь есть людское поселение или хотя бы одинокая сторожка с запасами провианта. А что если его затянуло куда-нибудь за пределы обычного мира? Если забирать кого-то, то зачем Лаксиса, маленького неприметного териана? А если забрало нескольких людей? На площади было немало народу, кто знает скольких и кого забрало вместе с Лаксисом? И куда? Зачем? Кем и для чего это было проведено? А что если забрало Грома? Хотя, пожалуй, это было даже хорошо - голему, видящему ауры живых существ не составило бы труда отыскать своего хвостатого друга в этом мраке холода. Таким образом, с Громом вряд ли могло что-то случиться непоправимое, а найти Лаксиса он мог легко. Это подбодрило парня и он пошел искать других людей, если таковые были - кто знает, может эта метель дует здесь веками и не собирается утихать? Тогда ждать в сугробе её окончания было бы бессмысленно.

Идти, борясь со стихией было заранее гибельным делом, но мысль о менее расторопных людях заставляла его идти дальше. Но истину не обманешь - чем дальше и дольше шел юноша, тем сильнее он уставал в борьбе с разбушевавшейся стихией и терял силы впустую, пытаясь найти или разглядеть кого-нибудь в такую погоду. Тогда его посетила мысль и он попытался её осуществить - подойдя к одной из скал, что стоило ему больших усилий, ибо он почти выбился из сил, юноша возложил руки к камню. Лицо териана озарил неяркий голубоватый огонек и вдруг камень ожил - булыжники задвигались и начали собираться в какую-то бесформенную кучу, когда из скалы с треском оторвался кусок породы и рухнул рядом. Этот кусок и оказался туловищем, к которому подобно рукам и ногам прикрепились булыжники и каменья. Когда каменный великан собрался, то встал и протянув руку к териану, помог забраться ему на спину, где сразу после того, как Лаксис воссел, образовался кокон из слипшегося снега. Юноша выбил впереди небольшую смотровую щель и попросил голема идти туда, где он видит кого-нибудь живого, а сам принялся согреваться в импровизированном сугробе. Легкая качка при ходьбе великана несколько убаюкивала и в конце концов, териан погрузился в чуткий сон, куда проникал вой ветра ледяной пустыни.

- Я... НЕ... УМЕР... - ладонь непроизвольно сжимается в кулак, мёртвой хваткой вцепляясь в обжигающий тысячью маленьких иголочек снег. - а... хорошо... бы... хорошо бы...
Во рту солоно от крови из прокушенных губы и языка, снег обжигает лицо, ледяное стекло снежинок набилось за воротник, перемешалось с рассыпавшимися по сугробу волосами. Гарольд приподнялся на ладонях и тут же снова уткнулся в сугроб, в жалком желании засунуть голову в снег поглубже... Что угодно... что угодно, лишь бы заглушить эту СТРАШНУЮ, ДИКУЮ БОЛЬ! Стон, пробившийся сквозь стиснутые зубы, плавно перерос в надрывный протяжный вой, болезненно отдавшийся во всём теле, и главное в голове.
О, Гарольд слишком хорошо знал это чувство, чтобы хоть на секунду засомневаться в причине его бедственного состояния. То чувство, будто сознание твоё наполнилось осколками стекла, и они впиваются раскалёнными гранями в мысли, перемешивают их, перемалывают, дробя волю на части. А чья-то рука беспардонно путает извилины твоего мозга, вытягивает нервы по одному, неспешно сматывая их в клубок... А главное, ощущение полной беспомощности, открытости, беззащитности, словно стены твоей крепости вдруг рухнули, оставив тебя один на один с голодным демоном... без оружия.
Хотя, почему "как"? Как иначе описать состояние, когда чья-то злая воля грубо и жёстко взламывает твоё сознание, грубо сметая заботливо возводимую на протяжении многих лет защиту? Эльф уже начал забывать... как это мерзко. Но ТАК больно ему не было ещё никогда. Чем сильнее защита сознания, тем больнее, когда её ломают, а ментальный блок Гарольда был очень сильным. Он заботливо выращивался на протяжении всей жизни, слой за слоем пока сознание эльфа не стало похоже на стальной зеркальный шарик... а теперь по нему со всей дури шмальнули кувалдой... или тараном... или... не важно!
Гарольд поднялся на руках и тупо воззрился на смятый его лицом, слегка обагрённый кровью из носа снег. В глазах двоилось, а земля плавно кружилась в замысловатом неспешном танце, покачиваясь как подвыпившая весёлая фрейлина в пышном платье с каркасом.... в пышном белом платье...
- Какого Мория? - эльф обвёл открывшийся ему пейзаж мутным взглядом и выругался... на этот раз вслух. Похоже он стал жертвой чьей-то злой шутки или диверсии. Но каким надо быть чудаком, чтобы вбухивать СТОЛЬКО сил в простую шутку? И, Гар, кажется ещё никому не навредил настолько сильно, чтобы его отправлять к Шан'И под хвост... значит... А ничего это не значит, но в зубы кто-то получит! И, как это ни печально, скоре всего сам Гарольд.
Попытаться встать. Выплюнуть набившийся в рот снег, снова попытаться. Голова кружилась, пальцев на руках, как и ушей, эльф уже не чувствовал и вообще с трудом понимал, где верх, а где низ. Оставалось только надеяться, что синдром пьяницы не продлится слишком долго, а то не похоже, чтобы здесь была тёплая кровать, в которой можно было бы отлежаться. Наконец, ему удалось подняться и пойти... ну как пойти, скорее двинуться в ту сторону, куда чаще всего наклонялось его тело.
Вскоре впереди показался свет, и движение эльфа стало более осмысленным, ибо даже сквозь муть разбитого сознания он понимал, без огня ему здесь не выжить. Сколько он так пробирался, замысловатыми коленцами сквозь метель, не ясно но вот эльф наконец приблизился к источнику света, оказавшемуся костром. Слава... кому-нибудь! Не дожидаясь  полных ужаса или возмущения криков, Гарольд буквально вывалился в круг света, тщетно пытаясь выглядеть более-менее цивилизованно, со стороны он был похож то ли на пьяного то ли на поднятого чьей-то магией мертвеца.
- Извините... - голос уже был простуженным, но язык, что странно, не заплетался. - А я... мы вообще где? - озвучил он животрепещущий вопрос напряжённо вглядываясь в расплывчатые и двоящиеся фигуры у костра.

Когда эльфийка воздвиглась из сугроба во второй раз, её колотило – и от холода, и от злости. Ритуал отряхивания-оправления-закутывания повторился, и женщина целеустремлённо отправилась топтать снег дальше, не представляя, впрочем, куда идти. Даже с вернувшимися воспоминаниями о последних событиях общая картина понятнее не стала – скорее, размышления о ней напоминали игру в «холодно-холодно-горячо», и теплее не становилось – ни в каком смысле.
Впрочем, впереди что-то блеснуло – пятнышко света в темноте и серой снежной каше. «Костёр», - мысленно констатировала Сокорро, затрудняясь с выводом, радует ли её это или нервирует. С одной стороны, радовало – разведение костра в снегу подручными средствами было бы на редкость нетривиальной задачей, и то, что за Саэту её уже кто-то решил, было неплохой новостью. С другой… эльфийка не могла с уверенностью сказать, что метель пугает её больше, чем вид пляшущего пламени. В кратком мысленном споре замёрзшего тела и перенервничавшего разума телесное одержало верх, и женщина направилась к мерцающему огоньку, вспомнив совсем не к месту о легендарных болотных огоньках, заманивающих путников в трясину. Этого ей вряд ли стоило опасаться – при здешней погоде любая трясина вымерзла бы до дна.
Но костёр в ледяной пустыне – это жизнь, и Саэта не слишком удивилась, увидев тёмные силуэты, сгрудившиеся вокруг него. Подойдя ближе (и, на всякий случай, нашарив под плащом рукоять одного из ножей), она имела сомнительное удовольствие разглядеть тех, кто так же попался в снежную ловушку, поближе.
Первой бросилась в глаза бледная девочка-человек с почти эльфийским оттенком глаз и крайне настороженным выражением лица, да ещё и с поленом в руках – «такая и здесь не пропадёт», - иронично-одобрительно отметила тёмная. Белое пальто первой из собравшихся у костра неплохо маскировало её в снегу… из которого, кстати, поднимался подозрительный такой холмик, а чуть поодаль – ещё один. Саэта быстро окинула взглядом ещё двоих персонажей, появившихся у скалы – рассеянного вида мужчина в потёртом пальто и валенках, как-то не заморозивший вежливость даже в этой метели, и едва держащийся на ногах светлый собрат по остроухости, высказавший вслух тревоживший и саму Сокорро вопрос:
- Извините, а я… мы вообще где? – увы, оставшийся без ответа. Женщина предпочла промолчать – не стоило показывать неосведомлённости или строить опрометчивые версии, да и снег попусту глотать тоже – и направилась к лежащим под снегом телам. У костра и в окружении людей ей сразу стало и теплее, и неуютнее – спокойствие от того, что она не осталась наедине с холодом, смешалось с недоверием тем, кто её окружал. Да, они все были в одной лодке, но Саэта вполне могла предположить, что один из этих замёрзших людей-нелюдей провертел в её дне дыру. Они, впрочем, имели полное право заподозрить её в том же.
Подойдя к первому из тел, женщина слегка толкнула его ногой, переворачивая на спину и на всякий случай слегка отступив. По снегу рассыпались огненными отсветами бронзово-рыжие волосы – это оказалась тёмная эльфийка, Саэте, впрочем, незнакомая. Сокорро стянула с руки варежку вместе с перчаткой, присела рядом с телом, деловито нащупала пульс, удостоверилась, что перед ней не хладный ушастый трупик, надела варежку обратно, подхватила бессознательную незнакомку под мышки и поволокла к костру. Подобный альтруизм, впрочем, имел под собой вполне прагматичную основу – оттаявшую эльфийку, равно как и всех прочих, можно было осторожно расспросить, а потом попытаться вывести какую-либо версию, объясняющую всё происходящее. Костёр плюнул в сторону женщины фонтанчиком искр, заставив её брезгливо дёрнуться и поспешно положить перетащенное тело.
Из метели вынырнуло новое действующее лицо. «Милый какой… котик», - с чуть истеричной иронией подумала эльфийка, вновь нащупывая под плащом нож и созерцая приближающегося териана-тигра со вставшей дыбом шерстью, несущего в лапах что-то (кого-то?) завёрнутое в плащ. Увидев «тёплую компанию», кот остановился и ощерился было, продемонстрировав внушительную коллекцию клыков, но потом, видимо, передумал бросаться (или не захотел рисковать своим грузом), и проговорил-прорычал, с усилием выталкивая из глотки слова:
- Ему нужно тепло и безопасность, - после чего как ни в чём не бывало проследовал к костру. Сэйт слегка усмехнулась, отпуская рукоять ножа и расслабляясь:
- Безопасность, хм… не думаю, что кто-то от неё откажется, - пробормотала она. И схватилась за голову, ухватив внезапное озарение за хвост.
«Проклятье на твою дурную черепушку, Пустельга! О чём ты вообще раньше думала?!»
Всего-то и стоило воспользоваться паутиной – дотянуться до брата и выяснить, где он находится. Если здесь же – что ж, это будет хуже, чем могло бы быть, но лучше, чем стоило бы ожидать. Если в Игнисе – можно будет выяснить, знает ли он, куда она пропала. Если же дотянуться не удастся…
Не удалось. Создалось впечатление, что нити магии, связывающие разум эльфийки с другими, уходили в пустоту, в бездонную тёмную пропасть, даже эха не возвращающую из своей голодной пасти. Или, напротив, она стояла на дне и звала, но никто её не слышал… брр! Сокорро нервно затрясла головой, закутываясь поплотнее в плащ, прошла к нависающей над костром скале и села у её подножия – достаточно близко, чтобы чувствовать тепло огня, но достаточно далеко, чтобы не долетали искры. Её снова начало трясти – к холоду добавлялось ощущение беспомощности. Саэта скинула с плеча чехол с луком и положила на колени – и чтобы быть готовой к возможным неприятностям, и чтобы успокоиться. В конце концов, Арфу у неё никто не отобрал. И голову, наверное, тоже.